Себялюбие, любовь к себе и личный интерес.

Современная культура насквозь запретом на себялюбие пронизана. Нас учат, что быть себялюбивым грешно, а любить других - добродетельно. Конечно, это учение находится в вопиющем противоречии с практическим положением дел в современном обществе, признающем, что себялюбие - самый мощный и оправданный стимул человека, и, следуя этому повелительному стимулу, индивид вносит самый большой вклад в общее благо

. Но учение, объявляющее себялюбие страшным грехом, а любовь к другим - величайшей добродетелью, все еще сильно. Себялюбие употребляется здесь почти как синоним любви к себе. Альтернатива такова: или любовь к другим, что добродетельно, - или любовь к себе, что грешно.
Этот принцип нашел свое классическое выражение в теологии кальвина, согласно которой человек по природе своей зол и бессилен. Человек не может достичь абсолютно никакого блага своими силами или заслугами. "Мы не себе принадлежим, - говорит кальвин. - потому ни разум наш, ни воля наша да не возобладают в размышлениях наших и поступках. Мы не себе принадлежим, потому давайте не ставить себе целью искать того, что может быть выгодно нам в плотскости нашей. Мы не себе принадлежим, потому давайте, сколь возможно, забудем себя и все, что не наше. Лишь богу принадлежим мы; а потому для него давайте жить и умирать. Ибо как самая опустошительная зараза, что губит людей, - это когда они себя самих слушаются, так единственное прибежище спасения - это ничего не ведать и не хотеть самим, но положиться на бога, который ведет нас". Человек не только должен знать о полном своем ничтожестве, но он еще и должен делать все, чтоб смирить себя. Ибо я не называю то смирением, если вы полагаете, что у вас осталось еще нечто …, о чем мы не можем думать, как должны бы, с полным презрением, как обо всем, что нам могло казаться в себе совершенным. Истинное смирение - это непритворное покорство ума, сокрушенного тяжким чувством своего ничтожества и убогости; ибо такой образ его начертан словом божьим".
Этот акцент на ничтожестве и греховности человека означает, что в человеке нет ничего достойного уважения и любви. Эта доктрина на самоунижении и самоненавистничестве основана. Кальвин прямо указывает на это; он называет любовь к себе "Чумой". Только в том случае, если человек обнаруживает в себе нечто, что "Доставляет ему Удовлетворение Самим Собой", он предается этой грешной любви к себе. Это пристрастие к самому себе заставляет его осуждать других и презирать их. Следовательно, любить себя или любить что-то в себе - это один из величайших грехов. Считается, что это исключает любовь к другим и тождественно себялюбию.
Образ человека в трактовке кальвина и Лютера оказал огромное влияние на развитие современного западного общества. Они заложили основание установки, которой свойственно не признавать счастье человека целью жизни, и где он стал средством, придатком целей, внеположных ему, - всемогущего бога или не менее могущественных светских авторитетов и норм, государства, бизнеса, успеха. Кант, который, возможно, оказался самым влиятельным этическим мыслителем периода просвещения благодаря его идее, что человек должен быть лишь целью и ни в коем случае не средствам, тем не менее, с таким же осуждением относился к любви к себе. Согласно Канту, добродетель - хотеть счастья другим людям, но желание собственного счастья - морально безразлично, поскольку собственное счастье - это то, к чему человек стремится по своей природе, а естественное стремление не может обладать положительной этической ценностью. Кант признает, что человек имеет право на счастье: при определенных обстоятельствах его долг даже может состоять в том, чтоб позаботиться о своем счастье отчасти потому, что здоровье, богатство и тому подобное могут быть средствами для исполнения человеком своего долга; отчасти потому, что отсутствие счастья - нищета - может помешать человеку в исполнении его долга. Но любовь к себе, стремление к собственному счастью никогда не могут быть добродетелью. Как этический принцип, принцип собственного счастья "Более Всего Неприемлем не Только Потому, что это Ложный Принцип … но Потому, что он Подводит под Нравственность Мотивы, Которые, Скорее, Подрывают ее и Уничтожают Весь ее Возвышенный Характер".
Кант разграничивает эгоизм себялюбия (Philautia - благоволение к самому себе) и эгоизм самодовольства, удовлетворенность самим собой. Но даже "Разумное Себялюбие" должно быть ограничено этическими принципами, а самодовольство вообще должно быть сокрушено, и индивид должен прийти к чувству смирения, сопоставляя себя со святостью морального закона. Человек должен находить высшее счастье в исполнении своего долга. Осуществление моральных принципов - и, следовательно, индивидуальное счастье - возможно лишь во всеобщем, в нации, в государстве. Но "под благом государства подразумевается не благополучие граждан и их счастье …" Salus rei Publicae Suprema lex est.
Несмотря на то, что Кант демонстрирует намного больше уважения к целостности индивида, чем это делали кальвин или Лютер, он отказывает индивиду в праве на протест даже против самого тиранического правления; мятежник должен быть наказан не иначе как смертью, если он угрожает правителю. Кант делает акцент на врожденной наклонности человека ко злу, для подавления которой необходим моральный закон, категорический императив, чтобы человек не стал скотом, и человеческое общество не превратилось в дикую анархию.
В философии периода просвещения человеческому праву на счастье другими мыслителями, например гельвецием, придавалось намного больше значения, чем кантом. Это направление в философии нового времени нашло самое радикальное выражение у штирнера и Ницше. Хотя в оценке себялюбия они занимают позицию, противоположную позиции кальвина и Канта, они согласны с ними в том, что любовь к другим составляет альтернативу любви к себе. Они осуждают любовь к другим как слабость и самоотречение и объявляют эгоизм, себялюбие и любовь к себе добродетелью. При этом они тоже запутывают проблему, не проводя четкого разграничения между последними понятиями. Так, штирнер говорит: "Здесь Решающим Должен Быть Эгоизм, Себялюбие, а не Принцип Любви, не Мотивы Вроде Милосердия, Благородства, Добродушия или Даже Справедливости и Равенства - ибо Справедливость (Iustitia) - это Тоже Феномен Любви; Любовь Знает Только Жертву и Требует Самоотречения".
Осуждаемая штирнером любовь - это мазохистская зависимость, делающая индивида средством для достижения чьих-то целей. Выступая против такой любви, штирнер не смог избежать преувеличения в своих остро полемических формулировках. Предлагаемый им позитивный принцип противоположен установке, на века утвердившейся в христианской теологии и сохранявшейся в немецком идеализме времен штирнера: заставить индивида покоиться и полностью отдать себя во власть некоей силе и некоей норме вне его. Штирнер не был философом, равным Канту или Гегелю, но он имел смелость восстать против той части идеалистической философии, которая отвергала права конкретного индивида и тем самым помогала самовластному государству оставаться силой, подавляющей индивида.
Несмотря на множество различий между Ницше и штирнером, их идеи в этом отношении имеют много общего. Ницше также объявлял любовь и альтруизм проявлением слабости и самоотрицания. По Ницше, потребность в любви типична для рабских душ, неспособных бороться за свои желания и пытающихся получить желаемое через любовь. Альтруизм и любовь к людям, таким образом, стали признаком вырождения. Согласно Ницше, в хорошей и здоровой аристократии существенна ее готовность приносить в жертву своим интересам массы людей, не испытывая чувства вины. Общество должно быть "Фундаментом и Помостом, Могущим Служить Подножием Некоему Виду Избранных Существ для Выполнения их Высшей Задачи и Вообще для Высшего Бытия". Можно привести множество цитат, чтоб засвидетельствовать этот дух презрения и эгоизма. Эти идеи часто как философию Ницше понимают. Однако они не дают представления об истинной сути его философии.
Существует несколько причин, почему Ницше выразил себя так, а не иначе. Прежде всего, как и у штирнера, его философия была реакцией - протестом - против философской традиции подчинения эмпирического индивида силам и принципам, существующим вне его. Склонность ницше к преувеличениям указывает на это реактивное качество. Во-вторых, в личности Ницше наличествовали чувства неуверенности и тревожности, которые заставляли его особенное внимание уделять "Сильному Человеку", как реактивному образованию. Наконец, Ницше находился под впечатлением теории эволюции с ее акцентом на "Выживании Сильнейшего". Такая интерпретация не отменяет того факта, что Ницше считал, будто существует противоречие между любовью к другим и любовью к себе; и все же в его идеях есть ядро, благодаря которому эта ложная дихотомия может быть преодолена. "Любовь", на которую он обрушивается, коренится не в силе человека, а в его слабости. "Ваша любовь к ближнему есть ваша дурная любовь к самим себе. Вы бежите к ближнему от самих себя и хотели бы из этого сделать себе добродетель, но я насквозь вижу ваше бескорыстие". Он прямо заявляет: "Вы не Выносите Самих Себя и Недостаточно Себя Любите". По Ницше, индивид имеет "Невероятно Огромное Значение". Сильный "Индивид тот, кто Обладает"истинной добротой, благородством, величием духа, кто дает не для того, чтобы брать, кто не хочет выделяться своей добротой, - "расточительство" как вид истинной доброты, богатство человека как предпосылка". Ту же мысль он выражает и в книге "Так Говорил Заратустра": "один идет к ближнему, потому что ищет себя, а другой - потому что хотел бы потерять себя".
Смысл этой идеи таков: любовь - феномен избытка; ее предпосылкой служит сила человека, способного отдавать. Любовь - это утверждение и плодотворность, "…ибо то, что она любит, она еще хочет - создать". Любить другого человека - это добродетель, если любовь проистекает из внутренней силы, но она - порок, если проистекает из неспособности человека быть самим собой. Тем не менее, факт остается фактом: Ницше оставил проблему отношения между любовью к себе и любовью к другим неразрешимой антиномией.
Учение, что себялюбие - высшее зло, и любовь к себе исключает любовь к другим, ни в коей мере не ограничивается теологией и философией. Оно стало одной из избитых идей, пропагандируемых в семье, школе, кино, книгах; да вдобавок еще всеми инструментами социального внушения. "Не Будь Себялюбцем", - вот сентенция, внедрявшаяся в сознание миллионов детей поколение за поколением. Смысл смутен ее. Большинство людей сказали бы, что это значит не быть эгоистичным, не считающимся с другими, невнимательным к другим. В действительности же, эта сентенция обычно означает нечто большее. Не быть себялюбивым значит не делать то, что хочешь, отказаться от своих желаний во имя желаний авторитета. "Не Будь Себялюбивым" - в конечном счете, эта сентенция несет в себе ту же двусмысленность, что и в кальвинизме. Помимо своего явного значения, она еще означает "не Люби Себя", "не будь собой", а подчини себя чему-то более важному, чем ты сам, внешней силе или ее интериоризации - "долгу". "Не Будь Себялюбивым" - эта формула становится одним из самых мощных идеологических орудий подавления спонтанности и свободного развития личности. Под давлением этого лозунга человек идет на жертву и полное подчинение; "Бескорыстны" только те действия, которые служат не индивиду, а кому-то или чему-то вне его.
Нужно повторить, что данная картина в известном смысле односторонняя. Ибо наряду с учением, что не следует быть себялюбивым, в современном обществе пропагандируется и противоположное учение: помни о своей выгоде, действуй так, как лучше для тебя; поступая так, ты к тому же приносишь величайшую пользу всем другим. Фактически, идея, что эгоизм - это основа всеобщего благополучия, оказалась тем принципом, на котором построено общество конкуренции. Странно, что два таких, казалось бы, противоречивых принципа могут уживаться в одной культуре; однако, на деле это так. Одно из следствий такого противоречивого положения - дезориентация индивида. Метание между двумя этими догмами серьезно вредит процессу интеграции личности. Эта дезориентация является одним из главных источников душевного разлада и беспомощности современного человека.
Догма, что любовь к себе тождественна "Себялюбию" и альтернативна любви к другим, заполонила теологию, философию и общественную мысль; эта же догма нашла научное выражение во фрейдовской теории нарциссизма. Фрейдовская концепция из представления об устойчивой величине либидо исходит. В младенчестве вся энергия либидо замкнута на самом ребенке, это стадия "Первичного Нарциссизма", как называет ее Фрейд. В процессе индивидуального развития либидо перемещается с его носителя на другие объекты. Внимание! Только в том случае, если отношения человека к объектам блокируются, то либидо перестает устремляться на объекты и обращается на своего носителя; это называется "Вторичным Нарциссизмом". Согласно Фрейду, чем больше любви я отдаю миру вне меня, тем меньше мне остается любви к самому себе, и наоборот. Таким образом, он объясняет феномен любви истощением любви к себе, когда все либидо обращено на некий внешний объект.
Возникают такие вопросы: подтверждает ли психологическое наблюдение тезис, что существует исходное противоречие и альтернатива между любовью к себе и любовью к другим? Является ли любовь к себе тем же феноменом, что и себялюбие, или они противоположны? Далее, является ли себялюбие современного человека в самом деле вниманием к себе, к своим индивидуальным интеллектуальным, эмоциональным и чувственным возможностям? Не стал ли человек придатком своей социально-экономической роли? Тождественно ли его себялюбие его любви к себе или оно обусловлено именно отсутствием любви к себе?
Прежде чем приступить к рассмотрению психологического аспекта себялюбия и любви к себе, следует указать на логическую ошибку в утверждении, что любовь к другим и любовь к себе взаимоисключаемы. В случае если добродетельно - любить ближнего как человеческое существо, то добродетельной, а не порочной должна быть и моя любовь к самому себе, раз я тоже человеческое существо. Нет такого понятия человека, которое не включало бы и меня. Учение, требующее такого исключения, доказывает свою внутреннюю противоречивость. Идея, выраженная в библейской заповеди "Люби Ближнего как Самого Себя", подразумевает, что уважение к своей собственной целостности и уникальности, любовь к себе и понимание своего я неотделимы от уважения, любви и понимания другого человека. Любовь к моему я нераздельно связана с любовью ко всякому другому я.
Мы подошли теперь к исходным психологическим предпосылкам, на которых строятся наши выводы. В общем виде эти предпосылки таковы: не только другие люди, но и мы сами являемся "Объектами" наших чувств и установок. Установки по отношению к другим и по отношению к себе не только не противоположны, но коренным образом взаимообусловлены. Относительно обсуждаемой проблемы это означает следующее: любовь к другим и любовь к себе не альтернативны. Напротив, установка на любовь к себе обнаруживается у всех, кто способен любить других. Любовь, в принципе, неделима в том, что касается связи между "Объектами" и моим я. подлинная любовь - это проявление плодотворности, и она предполагает заботу, уважение, ответственность и знание. Это не "Аффект", не увлеченность, а активное содействие росту и счастью любимого человека, коренящееся в собственной способности любить. Эрих зелигманн фромм, "Человек для Себя".