Индустриализация обманом мужчину себя самого лишила.

Стерильность вместо приключений, послушание вместо ответственности, конвейер вместо творчества. В том случае, если бы он был честен, он должен был бы признать свое бессилие и слабость. Но он ведь был просто мужчиной, не ангелом. И он, вероятно, не хотел разрушиться полностью, уже с учетом жены и детей. Так сброшенный с трона мужчина стискивал зубы и искал опору на руинах своей автономии. Его дети и внуки из этого крепость построили. Крепость бронированного мужчины, человека в доспехах.

У крепости уже по самой ее функции есть что-то жесткое, упрямое, неживое. По мере этого, так как условия наполненного бытия мужчины исчезали, мужской мир Запада считал себя вынужденным принести перед собой мужчину самого по себе, высоко поддерживать его воинственность или то, что принимали за это. Можно сказать, что мужчиной в последние триста лет только лишь играли. Но не мастерски, а упорно и ожесточенно. Из этого получилась карикатура. Как-то еще знали, что быть мужчиной как-то связано с мощью и силой. Но манеры и оттенки мужской силы, ее гибкого наступления и отступление, например, в теле охотника, фехтовальщика, ее творческая динамика в художнике, ее веселье в сватовстве влюбленного, ее сияние на лице князя, ее гром в призыве полководца, ее настоящая субстанция больше не были узнаваемы. Сила машин, их механическая стойкость была узнаваема. И мужчина ее себе как образец брал. Чтобы утверждать свою мужественность, он прочувствовал тот самый принцип, который как раз вызвал его ослабление. Понятие мужественности в век техники сузилось до результатов и выдержки. А именно не на службе высшей задаче или также только личной цели, а в полном подчинении анонимным структурам власти - рано идти на работу, усердно вкалывать, быть кормильцем жены и детей. Поколения мальчиков воспитывались по этому убийственному принципу и были задушены в своем развитии. До сегодняшнего дня работа и мужественность являются прямо-таки взаимозаменяемыми понятиями. Мужчина определяет себя через свою (диктуемую чужими) профессию и претерпевает крах, когда его увольняют.
То, что этот вид самоопределения, который бесспорно стал предпосылкой как для мужчин, так и для женщин (и это все еще действует), представляет собой весьма необычную картину мужественности, указывает, между прочим, сравнение с патриархальными культурами древности. Работа в ее чисто материальном аспекте как тупая необходимость была презираемой и выполнялась рабами. Также восточные мужчины, которые, как известно, мыслят очень патриархально, до сегодняшнего дня избегают лихорадочной деловитости, предпочитая "Сладкое Безделье".
Оливер риттер - магическая мужественность. Быть мужчиной с точки зрения инициации.