Виктимная жизнь. В первый раз я ей пьяным позвонил.

Мы так развлекались - забирались ночью в вахтёрскую комнату общежития и названивали по произвольно выбранным московским телефонам. Кто-нибудь накручивал наборный диск, остальные заранее хихикали и цыкали друг на друга.

Обычно поводом для звонка называли социологический опрос. А дальше - как повезёт с респондентом и насколько хватит терпения не захохотать от собственных вопросов.

Вопросы выбирались откровенно пошлые, но собеседники велись и отвечали всерьёз.

Мы уже обхихикали какого-то столичного толстяка с сотней килограммов живого веса. Мне понравилось вот это, про "Живой вес", и я бросил трубку, расхохотавшись.

В следующий раз ответил женский голос - негромкий и грудной. Эту собеседницу я о количестве половых партнёров спросил.

- только один, - произнесла она и замолчала.

Как работает городской телефон доверия.
Я не сразу понял, что она плачет, а когда понял - бросил трубку, будто обжёгшись.

Больше в эту ночь мы не звонили, а наутро я завалил очередной экзамен - ненавистный английский.

Весь день я понурый был. Поздно вечером вахтёрская снова осталась без присмотра, но забавляться со звонками уже не хотелось - я просто крутил диск телефона и не знал, что делать. Зачем-то снова набрал вчерашний номер - последние цифры представляли собой результат то ли перемножения, то ли деления друг на друга чисел из паспорта.

Мне ответил тихий грудной женский голос. Собеседница выслушала мои извинения за вчерашнее, а потом сказала, что я дурачок, конечно, но в моём возрасте это простительно, и хорошо, что нашёл смелость извиниться.

Меня рассмешило про возраст: оказалось, она старше, хотя и ненамного, - успела даже выйти замуж как раз в тот год, когда я закончил школу. Выскочила совсем девочкой - молодой муж уходил в армию, и им хотелось, чтобы всё у них было по-взрослому.

Он и служил по-взрослому - там, откуда приходили цинковые гробы. Гроб и с ним пришёл.

А потом всё будто обрушилось: схоронили долго болевшую бабушку, потом тем же самым заболела мама - говорят, это у них наследственное, по женской линии. И теперь мама в больнице, а она.

Потом мы долго молчали, - просто так, не расспрашивая друг друга ни о чём. Потом опять разговаривали, и рассказывал уже я - о том, какой я балбес, и у меня ничего не клеится с девушками, о той, кого вижу каждый день, но не решаюсь ей ничего сказать, о чём-то ещё.

Уснул я уже к утру там же, в вахтёрской, свернувшись в кресле, но выспался на удивление хорошо.

Я ей снова через полгода позвонил. Она ответила сразу же, обрадовавшись и начав что-то рассказывать, перечисляя какие-то московские пруды и сады с "Киношными" названиями. За прошедшее время её маму уже два раза выписывали из больницы и снова укладывали на больничную койку. А у неё отобрали кошелёк с трёхмесячной зарплатой - прямо на улице, средь бела дня.

- виктимная ты какая-то, - я почти не шутил.

- а меня и зовут так - Вика, - она рассмеялась, поняв, что мы так и не познакомились, даже имён друг друга не знаем.

В августе девяносто первого дозвониться получилось не сразу. Она рассказала, что мама как раз была в больнице, когда там отключили свет и что-то пошло не так. Ей помогли подруги с маминой работы, иначе бы она не справилась с похоронами, а самое тяжёлое, - она это повторила ещё раза два, - самое тяжёлое - то, что все вокруг радуются, а я.

В этот раз я ничего не стал говорить про виктимность. Потом я стал часто бывать в Москве, но ни разу не позвонил ей, будучи в столице.

Со своей первой квартиры я позвонил ей сразу же, только успев въехать. Она шёпотом говорила. У неё случилось невероятное - вернулся муж. Никакой мистики: ему повезло - он остался жив, хоть и попал в плен.

Это были хорошие новости. Существовали ещё и плохие: возвратившийся был бородат, спал на полу и по нескольку раз в день читал какие-то заунывные молитвы на чужом языке.

В её кровать он лёг только однажды, после чего отпел в три раза больше молитв, расцарапал себе лицо и стал недобро смотреть на собственную жену, будто она была виновата в его прерванном целибате.

Через месяц он назад уехал. Она сказала про ту ночь, что, наверное, ей было хорошо, - ей давно уже не с чем сравнивать.

Потом она звонила мне из кухни, что-то там беспрерывно маринуя и шинкуя: в её положении нежданно прорезался аппетит. "Положение" у неё было самым обыкновенным, которое бывает на третьем или четвёртом месяце - я постоянно забывал, что там у неё с датами.

Её кесарили. Она пила ягодные морсы, принесённые маминой сестрой, и не могла влить в себя хоть ложку куриного бульона. Дома с девочкой сидела та же мамина сестра.

Виктимность - свойство личности становиться жертвой социального окружения и внешних обстоятельств.
Потом она долго не звонила, и я еле вспомнил её номер, привыкнув к тому, что меня набирает она сама. Она не ответила на мои звонки ни разу. Грустнее было то, что я съезжал из квартиры, и если она снова захочет набрать меня, нового моего номера уже не узнает.

Позвонила она за момент до того как я собирался отключить аппарат, чтобы увезти его на новое место. Связь была неожиданно хорошей, такого звука без помех на российских линиях не бывает. Я угадал: она звонила издалека - из Англии.

- здесь не говорят "Англия", - поправляла она меня и что-то объясняла про королевство.

У её маленькой дочери обнаружили ту же опухоль, что и у мамы с бабушкой. В столичных клиниках при этом не обещали помощи даже за самые большие деньги.

Дальше всё произошло как в сказке. Она шла, спотыкаясь, из поликлиники - скорее держась за коляску, чем толкая её. Где-то у обочины её обдал грязью автомобиль, из которого выскочил мужик, на ломаном русском уговоривший довезти до дома. А потом он её у подъезда ждал. А потом.

- ну и вот, я теперь почти в йоркшире, - и, честное слово, я не видела ни одного здешнего терьера, хотя мечтаю завести одного, - она снова рассмеялась.

Она сказала, что выучила язык неожиданно быстро. Но самое главное - тут дочке сделали операцию, и уже всё в порядке, никаких последствий.

Она валянием увлеклась. Вокруг было много шерсти - красивой, разноцветной, не той, что идёт на пресловутые валенки. Нужно много воды и мыла - и всё получится, объясняла она, ты попробуй.

- не будешь валять сам - расскажи дочке, когда она у тебя подрастёт! Она.- убеждала

К тому времени я уже знал, что у нас с женой будет девочка, а когда наутро после родов благоверной вернулся домой, то именно Вика напомнила мне о бруснике и прочих ягодах, полезных при кровопотере: у нас тоже дошло до кесарения.

Когда дочке исполнился годик, Вика не позвонила, хотя помнила об этой дате и мне постоянно напоминала о ней. Всё выяснилось позже: была занята новыми похоронами, теперь - мужа. Молодой, по местным Меркам, мужик, лазящий по горам, совершающий ежедневные пробежки до окраины городка, бодрый и здоровый, - а подвело сердце. За её сердце и общее состояние я тоже переживал - она снова была "в Положении".

Потом она звонила ещё - то надолго пропадая, то объявляясь по нескольку раз в месяц. Рассказывала, что, похоже, справилась с выплатами за дом. Хвасталась подрастающим сыном и перешедшей в лучшую школу дочерью. Я в ответ о фантастических поборах в наших школах рассказывал.

Однажды она позвонила и сказала, что у неё есть просьба. Она ложится в больницу на тяжёлую операцию - ту самую, где удаляют опухоль, передающуюся по наследству по их женской, - виктимной, вздохнула она, - линии. В том случае, если она не перезвонит мне недели через три, - она немного замешкалась, - не мог бы я написать о ней? Может, это потом где-то напечатают, может, и нет - но если её дурацкая и, - она неловко хихикнула, - виктимная жизнь кому-нибудь покажется интересной, то ей будет приятно. Там. А ещё - это прочтёт и дочь, она хорошо знает русский язык и читает несколько интересных русских блогов, она прочла даже мою книгу, хоть ей там и не всё понравилось.

- а ещё, помнишь, в тот первый раз ты мне звонил, когда извинялся. Она.- напомнила вдруг

- почему - в первый? Это ведь уже второй был, получается. - я вздохнул, вспомнив позабытые юношеские глупости.

- да я тогда сразу не сказала. А потом уж как-то.

Ты тогда ошибся - не мне ты звонил в первый раз, кому-то другому. У меня просто настроение было такое, чтобы поговорить с кем-то, вот и не хотелось разговор прерывать. А потом уж как-то и ни к чему было объяснять.

Прошли обещанные три недели. У меня не было викиного номера, я не знал её фамилии, да она и записана в британских документах совсем не Викой. Я не знал, как называется её городок, потому не мог её разыскать.

И обещанное я выполнил - написал историю. В ней не было ничего особенного, никаких тайн и загадок, но кто-то дочитает её до конца, написал тогда я, и, как говорила героиня, ей там станет приятнее.

Рассказ завершался надеждой, что все обойдётся и Вика ещё позвонит мне, расскажет, что наконец завела того самого терьера и натворила ещё каких-то дел, вляпавшись со своей виктимностью в новые проблемы.

Через некоторое время после публикации этой истории мне позвонили с незнакомого номера. Голос был совсем юный - оказалось, дочь Вики. Она рассказала, что мама всё ещё отходит от операции, но с ней уже почти всё в порядке, она сейчас заново учится говорить и скоро сама позвонит мне.

И она позвонила - ровно в тот день и ту минуту, когда мне было очень плохо, и я, фигурально и буквально говоря, находился на краю. Я стоял на этом самом краю, а она, как обычно, будто мы только вчера расстались, перечисляла свои новые несчастья: на днях она прищемила холодильником копчик, а ещё раньше умудрилась уронить шторы на какой-то любимый фикус свекрови и ненароком подпалить его, и теперь цветок стоит обуглившийся. А ещё.

Я стоял на этом самом краю и думал, что как-то глупо после таких новостей решаться на что-то непоправимое - какие тут "Решения", когда у человека копчик прищемило!

О себе я рассказать тогда не успел: Вика быстро устала, ещё не совсем оправившись. Но я уверен, что она ещё позвонит мне - может, завтра, может, на новый год, зная, что я его праздную в одиночестве, а может, через несколько месяцев - и я расскажу ей, что уже не так стеснителен с женщинами, но не научился "Отпускать" их, что погоды нынче стоят совсем не сибирские, и что во мне теперь, - тут я горестно вздохну, - ровно сто килограммов живого веса. Автор: Виталий сероклинов, писатель.